И нас качают те же волны. Провинциальный детектив - Лидия Луковцева

Как ни странно, Нину Люся не особенно и винила: как можно не влюбиться в ее Толика! А потом, будем честными, не она – так была бы другая «Маня – Таня», причина все же в нем: он, наконец, оторвал взгляд от Люси и начал замечать других женщин.

Понять – не значит простить. Можно понять, что кто-то голоден, но разве простишь, когда тебя бьют по голове из-за этого, чтоб отнять кошелек?! Кое-что объяснили ей слова тети Вали, мамы Зои Васильевны, тогда еще живой:

– Он тобой объелся! Когда каждый день ешь сдобные булочки, хочется ржаного хлебушка.

Как она выжила? Как жила то время? Она не просто похудела, она усохла, смуглота ее приобрела какой-то сероватый оттенок. Чего было больше в ее отчаянии – оскорбленного самолюбия обманутой женщины или ощущения, что мир ее предал? Ведь они были не просто любящей семейной парой, не счастливым симбиозом двух организмов – они были единым организмом. Толик был ее миром, и так было всегда.

Сын ли ее спас? Природа ли, подталкивавшая живое к жизни? Лежи не лежи пластом, а надо кормить сына, да и себя, одевать – обувать. Виталик учился в престижном лицее, и выглядеть должен был не хуже соучеников. Как-то в особо тяжкую минуту забрела она в планетарий, а там при входе – объявление: требуется техничка. Судьба!

– Звезды помогли, – Люся готова была впасть в суеверие.

И проработала она техничкой три года, а потом директор, отметив знания Людмилы Петровны в астрономии, ее коммуникабельность и три курса физмата, предложил вести кружок «Звездочет», а немного погодя – поработать экскурсоводом, на время декретного отпуска молодого специалиста.

Семь лет Людмила Петровна совмещала должности экскурсовода для малышей и уборщицы. «Как месяц к солнцу в гости ходил», «Азбука земли и неба»… Она бы дневала и ночевала на работе – это было ее спасением, да и деньги лишними не бывают.

Но опять судьба решила, что, когда все хорошо, – это нехорошо. Прежний директор планетария вышел на пенсию, новая энергичная «метла», начав мести по-новому, обнаружила отсутствие диплома о высшем образовании у одной из сотрудниц, а поскольку у каждого нового руководителя есть свой человечек, которого нужно трудоустроить, то и пришлось очень скоро Людмиле Петровне писать заявление «по собственному». Только мыть полы после семи лет «беспорочной службы», как она говорила, в качестве экскурсовода, было ей обидно. Ее как бы разжаловали за плохое поведение. Самолюбие Людмилы Петровны опять взбунтовалось.

Виталик к тому времени, закончив бывший мамин физмат и аспирантуру, стал Виталием Анатольевичем, свежеиспеченным преподавателем на кафедре физики, был женат и растил двух дочерей – погодок, Варю и Дашу. А Людмила Петровна работала ночной няней в садике для детей с ДЦП, и вот уже в декабре будет оформляться на пенсию.

Она все никак не могла принять решения – что дальше? Оставаться на этом хлопотном месте – тяжеловато: с больными детьми, бессонные ночи. Или уже активно заняться садом – огородом, к чему у нее тоже была склонность, собой, любимой – отдыхать, культурно проводить досуг?

С невесткой у нее отношения не сложились, когда заболевала одна из внучек, звонил сын и бубнил в трубку виновато: «Мам, не приедешь посидеть?» Люся собиралась и катила на автобусе в Астрахань. Тогда Ольга старалась быть радушной, в остальное время при виде свекрови лицо у нее каменело. Слова она не произносила и даже не цедила, а выплевывала. Людмила Петровна предпочитала навещать детей пореже: гордости ее хватало на все сферы деятельности, и служебную, и семейную.

– Девочки, вот говорят, что сыновья интуитивно выбирают жен, чтобы они были похожи на их матерей. Неужели я такая стерва? – недоумевала Люся. – Что я ей плохого сделала? Ни одного дня мы не жили под одной крышей, я не лезу в их отношения, не учу жизни, не напрягаю в смысле материальной помощи мне, да и езжу, только когда пригласят. Но я спиной чувствую ее орлиный взгляд, и он меня к земле пригибает. И у нее только два тона в общении со мной: или снисходительного превосходства, как будто я неизлечимый придурок, или оскорбленной страдалицы, однажды обиженной мной. Она уже не помнит, чем я ее обидела, но она мне этого никогда не простит! Или я – человек второго сорта, потому как не хватило ума и характера получить диплом о высшем образовании в свое время? А сын ведет себя индифферентно. И это мой Виталик, моя кровиночка! Совсем чужой!

– Это когда сыновья выбирают, – объясняла мудрая тетя Валя. А в твоем случае выбирали твоего сына. А уж по каким причинам выбрали?..

– Что ж, он так плох, что его и выбрать нельзя?! – оскорблялась Люся.

– Ну, повело тебя, не в ту степь!

– Отбрей ее хоть разок, выскажи все!

– Сын ее любит. Не хочу раскола.

– Выходит, я тоже – человек второго сорта? – оскорблялась Мила.

– При чем тут ты?!

– Как это при чем? У меня тоже нет диплома о высшем образовании!

– У тебя есть о среднем специальном!

– Окстись! У меня есть цидулька об окончании бухгалтерских курсов, плюс богатый практический опыт!

– Девочки, да успокойтесь, ради бога, – морщилась миротворица Зоя Васильевна.

Когда-то Зоя Васильевна прочитала им стихотворение Пастернака, и строки «тот удар – исток всего, до остального, милостью ее, теперь мне дела нет» остались у Люси в памяти навсегда, хотя «страшно далека» была она от поэзии. «Тот удар» определил ее дальнейшую жизнь, закалил характер.

Может, именно гордость удержала Люсю от глупости в самый тяжкий момент ее жизни. У нее никогда не возникало желания выпить горсть таблеток или сотворить еще что-либо подобное. Обида, ярость, чувство непоправимости произошедшего слепили и иссушали ее, но и стимулировали к жизни.

Когда они на очередном своем сборе слезливо рассуждали о превратностях жизни, непременный четвертый участник их посиделок и постоянный спикер – убежденная атеистка тетя Валя, сама того не ведая, озвучила библейский постулат: «Нет, девки, с вами происходит только то, что должно произойти!» То есть, другими словами, что предначертано…

Царствие ей небесное.

Людмила Ивановна

Людмила Ивановна обитала в однокомнатной квартире кирпичной пятиэтажки почтенного возраста: она перешагнула шестидесятилетний рубеж. Хозяйка и квартира были практически ровесниками – Людмиле Ивановне минуло 62, и в их долгом сосуществовании, несомненно, просматривалось взаимовлияние и взаимосвязь, как у проживших долгую жизнь супругов.

Они даже заболевали вместе. Если у Людмилы Ивановны воспалялся коленный сустав, примерно в это же время в трубах ванной образовывался свищ, начинала потихоньку сочиться вода, и нужно было, чтобы не ждать неизвестно сколько халтурщика из ЖЭКа, срочно искать мужика «с руками», хоть пьющего, а по нынешним временам это еще та проблемка: рукастые мужики вымерли, как мамонты.

Назревшая необходимость зубопротезирования совпадала с неотвратимо надвинувшимся ремонтом, а свалившийся как снег на голову диабет теперь всегда ассоциировался у бедной Людмилы Ивановны с параллельно протекавшей заменой системы отопления, заизвестковавшейся за протекшие годы (в квартире стало холодно). «Эх, старье мы с тобой», – говорила хозяйка своему жилищу.

Ей было 30 с небольшим, когда, после развода и размена, Мила с десятилетней Юлей переступили порог своего нового дома. Немало с той поры воды утекло. Юля выросла и, как положено, вышла замуж, в Питере, где училась. Сразу, чтоб больше к этому вопросу не возвращаться, родила двойняшек Олега и Глеба, и вот уже восемь лет воспитывала и образовывала их, в соответствии с нынешними педагогическими воззрениями, которые черпала из глянцевых журналов – «я старым книгам не доверяю».

Параллельно Юля, в свободное от работы время, вела дом, как могла и насколько успевала, и выплачивала с мужем ипотеку за двухкомнатную квартиру. Когда мальчишки родились, новоиспеченная бабушка курсировала между Артюховском и Питером, жила там месяцами (пацаны по очереди, а то и одновременно заболевали, их молодые родители от недосыпу потихоньку зверели, вторая бабушка еще работала, и Людмила Ивановна была очень востребована).

На лето молодая семья приезжала в Артюховск, «на юга».

И вот внуки подросли, материальная база молодой семьи упрочилась – они уже могли позволить себе съездить в Сочи и даже один раз – в Дубай. Маленький, грязненький провинциальный Артюховск уже не был столь привлекательным для начинавшего знакомиться с миром семейства. Но хорошие отношения с дочерью сохранились, и они, пожалуй, могли бы быть подружками, если бы не разделявшие их тысячи километров. Во всяком случае, по телефону они могли трепаться по часу.

Мать Зои Васильевны – женщина прямая и категоричная, напрочь лишенная дипломатических талантов, но всеми подругами нежно любимая тетя Валя – к Юле «неровно дышала»: «Молодец девочка, не воротит рыло от своих пролетарских корней!»